После возвращения из чудесного путешествия в Переделкино и встречи с самим Корнеем Чуковским Митя и Катя обдумывали, с кем бы ещё из знаменитых российский литераторов повстречаться. В этот момент в комнату вошли мама с папой и объявили, что сегодня состоится торжественный ужин в честь пятнадцатилетия их знакомства

 

Главный классик России

— Познакомились мы на экскурсии в музее Тургенева в Спасском-Лутовинове, — сообщил папа.

— Прямо в кабинете Ивана Сергеевича столкнулись! — вспомнила с улыбкой мама. — Ты ещё остолбенел.

— Да я дар речи просто потерял! — засмеялся папа. — Хотите, дети, я вам этот кабинет покажу? Митя, зайди на сайт музея, там много фотографий, я недавно как раз рассматривал, вспоминал.

Митя открыл сайт http://spasskoye-lutovinovo.ru, и папа сразу же нашёл тот самый кабинет.

  

— Я потом ещё у веранды вашу маму поджидал, хотел на воздухе заговорить. Вот, прямо тут, смотрите…

  

— А сам по себе дом, конечно, любопытный, сейчас покажу.

Он открыл карту всего музейного комплекса.

— Вот смотрите: это интерактивная карта! Наводишь мышкой на любой объект — и всплывает картинка с подписью.

  

— А почему дом такой странный? — спросила Катя. — К нему будто половина подковы приделана…

— Раньше в центре стоял большой двухэтажный дом. От него в стороны шли две каменные галереи — та самая «подкова», а в конце них были два флигеля. Но в 1839 году дом сгорел, остались только левая галерея с левым флигелем. Уцелевший флигель был перестроен в новый усадебный дом, куда и переселилась мать Тургенева — Варвара Петровна. Сам Тургенев на тот момент уже закончил словесное отделение философского факультета Петербургского университета и жил в Берлине. Но регулярно приезжал и подолгу гостил в Спасском-Лутовинове. Именно там он написал свои основные произведения. Красивое место! И такое важное для нашей семьи! Когда-нибудь обязательно туда съездим.

— Когда-нибудь? — расстроился Митя. — А почему не завтра?

— Да это же Орловская область! Может, на осенних каникулах… Вы в кино лучше сходите! — весело сказал папа. — А сейчас готовьтесь к ужину!

И они с мамой вышли из комнаты.

— Тургенев Иван Сергеевич! — торжественно произнёс Митя и с выражением прочитал строчки из стихотворения в прозе «Русский язык»: — «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» Ну, что скажешь? Думаю, с ним мы и встретимся!

— Точно! — обрадовалась Катя. — На сайте «Классного журнала» как раз недавно писали, что именно Тургенев — «главный классик России». И ты только представь: это самый первый русский писатель, который стал не только очень известным в других странах, но ещё и «законодателем мод» для европейских писателей!

  

— Это что же, его так «Муму» и «Отцы и дети» прославили?

— И они тоже! А вообще одни «Записки охотника» чего стоят. Забыл, что ли, как нам папа «Бежин луг» читал? Мы даже уснуть потом никак не могли! А ещё «Ася», «Дворянское гнездо», «Вешние воды», «Рудин». А ещё пьесы, детские сказки — он и Шарля Перро переводил, и свои сочинял. И стихи! Знаменитый романс «Утро туманное, утро седое» именно он написал!

Митя, продолжая изучать информацию в Интернете, зачитал вслух:

— «В 1878 году на международном литературном конгрессе в Париже писатель был избран вице-президентом. 18 июня 1879 года его удостоили звания почётного доктора Оксфордского университета, при том что до него университет не оказывал такой чести ни одному беллетристу…»

— А вторым русским доктором Оксфорда через 83 года после Тургенева стал наш любимый Корней Иванович Чуковский!

— Что ж, — решительно сказал Митя. — Погнали прямо сейчас?

— Нет-нет, что ты! Давай-ка сначала подготовимся. С главным классиком России нельзя встречаться вот так, с бухты-барахты!

Митя и Катя ещё не раз сходили в библиотеку, прошерстили Интернет и узнали, что Иван Сергеевич любил музыку, шахматы, играл на бильярде, обожал смешить людей и ребячиться, боялся болезней (особенно холеры), верил в приметы… Для интервью ребята даже выписали несколько ключевых, как им показалось, моментов.

Спасское-Лутовиново

Митя положил блокнот с вопросами в рюкзачок, а Катя на всякий случай заперла дверь в детскую изнутри. Потом, взявшись за руки, они хором произнесли:

— Литература это чудо! Скорей умчи ты нас отсюда! Иван Тургенев!

Внезапно свет в комнате погас. Митя бросился к выключателю, но вместо стены… наткнулся на какие-то кусты. И тут вокруг защебетали птицы, опять стало светло. Дети оказались перед большим деревянным домом, выкрашенным светло-лиловой краской. Спереди к дому была пристроена увитая плющом веранда.

— Здравствуйте, Катя и Митя! — раздался у них за спиной высокий мужской голос. — Знаете, что это за птицы нам песни поют?

Ребята обернулись и увидели статного старика под два метра ростом, с большой головой, седыми волосами и бородой, в которых играл легкий ветерок. Они сразу узнали Ивана Сергеевича Тургенева!

— Овсянка, коноплянка и скворец! Лето нас в этом году не балует — всё серые, дождливые дни. Вот и живи тут!

Ребята тут же вспомнили это любимое выражение Ивана Сергеевича — так он в шутку сетовал на непогоду.

— Но сегодня распогодилось, солнышко, вот птички и решили нас порадовать.

Было как-то странно, что такой гигант говорит таким тонким голосом, но Митя и Катя уже знали, что это всегда всех удивляло, поэтому сами не очень удивились. Это было одно из тех самых противоречий, из которых был соткан Тургенев — добрый и вспыльчивый, весёлый и грустный, одинаково противник и крепостного права, и тех, кто сражался с самодержавием.

— Здравствуйте, Иван Сергеевич, — опомнился наконец Митя. — Откуда вы знаете, как нас зовут?!

— Меня добрый лев предупредил, что вы скоро нагрянете.

— Вы что же, знакомы со львом Корнея Чуковского? — удивилась Катя.

— Да, мы иногда с ним общаемся. Но давайте к делу. Времени у вас, знаю, ровно час, — Тургенев достал карманные часы и взглянул на циферблат. — С чем пожаловали?

Митя полез доставать блокнот с вопросами из рюкзака, а вот Катя не растерялась:

— Хотим посмотреть вашу усадьбу и узнать, как вы пишете.

— Пойдёмте. Я вам место, где стоял старый дом, покажу, а за ним сад. И ещё усадебный дом посмотрим. А потом и на сельский праздник в честь приезда актрисы императорского театра Марии Гавриловны Савиной успеете, это как раз минут через сорок.

На месте сгоревшего дома теперь был небольшой луг, весь в цветниках и дорожках. За ним раскинулась поляна с молодыми елями, дубками и яблонями, между которыми сверкало на солнце стекло оранжереи.

— А что в этой оранжерее? — спросила Катя.

— Дыни! — улыбнулся Иван Сергеевич. — Мы выращиваем их со времён моего двоюродного деда Ивана Ивановича Лутовинова, который и основал Спасскую усадьбу. Пока не вызрели — не предлагаю!

— Да мы их особо и не любим, — пробормотал Митя.

Сразу за солнечной поляной начинался тенистый парк из причудливых липовых аллей.

— Липы высажены так, что образуют огромную римскую цифру XIX — в честь начала XIX века, — объяснил писатель. — А следующую аллею я уже сам посадил, позже. Люблю тут гулять ранним утром. Брожу, нахаживаю текст.

— Как это — нахаживаете? — поинтересовался Митя.

— Наблюдаю, думаю, размышляю. Перед тем как сесть и написать, мне нужно прочувствовать текст целиком, составить его план, тщательно представить персонажей…

— А как вы вообще ваши произведения придумываете? — спросила Катя.

— Мне больше интересно не что, а как и кто. На первом плане для меня всегда характеры, — охотно пояснил Иван Сергеевич. — Всякий раз, как я пробовал писать, задавшись какой-нибудь идеей, выходило плохо… Так что я не придумываю — я описываю.

— То есть все персонажи в ваших произведениях — реальные?

— Не то чтобы я копировал действительные эпизоды или живые личности — но именно эти сцены и личности дают мне основу для книг. Я не могу похвалиться сильным воображением и не умею придумывать что-то «из воздуха», но люблю наблюдать и подмечать. Пытаться понять, для чего природа создала ту или иную личность. Как проявится у неё известная черта характера, если её последовательно развить. Часто беру одну черту от одного человека, а другую от другого. Причём мне важны малейшие житейские подробности.

— А как же «Муму»? — блеснула своими познаниями Катя. — Я читала, что этот рассказ основан на реальной истории, произошедшей в московском доме вашей мамы. И что именно Варвара Петровна стала прототипом барыни, которая заставила Герасима утопить Муму.

— Да, иногда персонажей можно угадать. Матушка моя и правда была очень строгой женщиной. Но всё равно история эта создана лишь на основе реальной. Скажем, настоящий Герасим — его  звали Андрей, и он тоже был  немой — не покинул свою хозяйку, а продолжал служить ей верой и правдой.

В этот момент они вышли к воде.

— Большой Спасский пруд! Тут как раз моя любимая скамеечка, под сенью «двух братьев». Две сосны растут из одного корня — вот, полюбуйтесь!

Митя и Катя увидели две красивые сосны и под ними скамейку на берегу пруда.

— Присядем… Все новые скамейки крестьяне зимой на топливо тащат, ничего с этим не поделаешь. А эта стоит! Почему-то её не рубят. Я ведь очень люблю Россию, в том числе за непредсказуемость. За красоту. За просторы. Нет в других странах таких необозримых полей, полыни по межам, прудов с ракитами. Стал бы я писателем, если б не моя родина, моё Спасское-Лутовиново, — большой вопрос.

— Иван Сергеевич, вот вы сказали, что всё делаете на основе живых характеров. А как же тогда ваши сказки для детей: «Самознайка», «Серебряная птица и жёлтая лягушка»? — спросил Митя.

— Бывает, мысль сама так складывается, вот и рассказываешь! — засмеялся Тургенев. — К примеру, мой друг, писатель Полонский, гостит у меня с женой и детьми. Как-то вернулись они, когда вход в подземелье нашли, о котором я рассказал, — вот я им «Каплю жизни» и придумал. Потом остальное. Я ведь сам эти сказки даже не записывал, это всё Яков Петрович… А вот, кстати, и он.

К ним неспешно шёл  высокий бородач с мольбертом.

— Вот что, дети. Скажем Якову Петровичу, что вы дети-журналисты из Мценска. Вид у вас необычный, а так меньше будет вопросов. Журнал ваш называется…

— Скажите — «Классный журнал»!

Яков Петрович и правда удивился, увидев необычных детей. А когда Тургенев сказал, что это юные корреспонденты из «Классного журнала», пришёл в восторг.

— Надо вам с моими детишками познакомиться! Вот им пример будет! Дети — а уже писатели! Вы, кстати, в своём журнале картинки печатаете? Смотрите, какая картина! Узнаёте?

^{_{Я. П. Полонский. Дорожка в парке, 1881}}

— Так по этой дороже мы только что шли! — сообразила Катя.

— Мне её чуть подправить ещё надо, — сказал Полонский.

Поговорив немного, они тепло распрощались, и Тургенев с ребятами пошли обратно — к усадебному дому.

Перстень Александра Сергеевича

Через застеклённую дверь веранды гости вошли в малую гостиную. Первое, что они увидели, — широкий и удобный диван. Над ним висел портрет старшего брата писателя — Николая.

Тургенев показал на диван и сказал:

— Я называю этот диван «самосон». Только приляжешь, сразу в сон клонит! Если читали «Накануне», я там именно этот диван и описал.

— А можно я ваш «самосон» испытаю? — заинтересовался Митя.

— Извольте, — улыбнулся Тургенев.

Митя прилёг и… действительно чуть не уснул!

Из малой гостиной они перешли в одну из парадных комнат дома — большую гостиную, где стояли овальный стол, бюро-секретер и трюмо.

— Здесь не раз бывали Некрасов, Фет и другие мои друзья-литераторы, — сказал Тургенев. — А Лев Николаевич Толстой всего четыре дня как уехал. Гостил пару дней, славно с ним время провели. О жизни беседовали, книги вслух читали!

Осмотрев большую гостиную, дети зашли в кабинет. Там между двух окон стоял письменный стол — одна из немногих вещей, которые удалось спасти из старого дома. 

Угол кабинета, где находилась кровать, был отгорожен деревянной ширмой, разрисованной цветами и фруктами.

— Тут я и сплю, и работаю, — пояснил Иван Сергеевич.

— Вы любите работать в какое-то определённое время? — спросила Катя.

— Это не важно. Когда хочу, тогда и пишу. Раньше, в молодости, бывало, приходилось стараться, чтобы за рассказы гонорары в журналах получать. С матушкой у нас были сложные отношения, не всегда она меня поддерживала. А сейчас я пишу в любое время. Могу с утра. Могу вечером. Вчера вот как раз «Песнь торжествующей любви» дописал. Но допоздна не засиживаюсь. Ни к чему это.

— А чем пишете? — деловито поинтересовался Митя. — Наверное, гусиным пером, как Пушкин?

— Пером, да, только стальным. И ещё для меня очень важно, чтобы на столе был идеальный порядок.

Дальше Тургенев повёл гостей в узкую проходную комнату, на двери которой золотом по чёрному было написано «Казино». Она была вся уставлена книжными шкафами, а центральное место занимал массивный овальный стол. Здесь было четыре двери: одна вела в большую и очень светлую комнату с бильярдным столом и библиотечными шкафами, другая — на низенькое крылечко в сад, ещё одна — в кабинет, из которого они и пришли. Последняя, четвёртая, вела в маленький коридорчик, из которого можно было попасть в гостевую спальню и комнату камердинера… 

— А почему «Казино»? — спросила Катя.

— Комната для свободных занятий, где можно уединиться, поиграть в карты, шахматы и так далее. Так её назвала моя матушка в память о поездке по Италии. А за этим столом мы с братом Николаем учились в наши детские годы.

В этот момент к ним подошёл камердинер. Иван Сергеевич попросил его подать самовар и обварных кренделей и пригласил Митю с Катей пить чай в столовую.

— А остальные комнаты?

— В доме пятнадцать комнат, все мы осмотреть не успеем… Зато чая с обварными кренделями попьём!

— Что ещё за обварные кренделя такие? — удивилась Катя.

— Сейчас попробуете. Их готовят по особому рецепту: сначала варят, а потом запекают в печи. Очень вкусно получается. Моё любимое лакомство! Иной раз целый день с ними чай пью.

Тургенев с ребятами направились обратно и через малую гостиную попали в столовую Спасского дома. Эту комнату называли также «портретной» — в ней находились фамильные лутовиновские портреты времён Екатерины Второй и Павла Первого. Здесь же стояло фортепиано.

— Вы играете? — спросила Катя.

— А может, и поёте? — подхватил Митя.

— Музыку я очень люблю — Бетховена, Моцарта, Шумана, Шуберта… Но на фортепиано не играю. Это я специально к приезду Марии Гавриловны в петербургском отделении фирмы «Лихтенталь» приобрёл. А вот спеть могу… хотя слуха у меня нет, — Тургенев улыбнулся.

На столе уже стоял огромный самовар. Камердинер поставил три чашки и блюдо с кренделями, Тургенев, поблагодарив, отпустил его и разлил всем чай.

Кренделя и правда оказались очень вкусными. И вот тут Катя решилась задать ключевой вопрос.

— Иван Сергеевич, я читала, как вы писали про литературу. Что это, мол, тяжёлое дело. И что вы, если начать всё заново, стали бы пейзажистом. Зачем же вы писателем стали?

Тургенев отхлебнул ароматного чаю. Пристально посмотрел на Катю и, чуть помедлив, ответил.

— Для меня язык — это настоящее чудо. С детства меня приучил к литературе Леон Серебряков, крепостной моей матушки, который вслух читал мне «Россияду» Хераскова. Он же и грамоте научил. И я вдруг осознал, что с помощью языка можно создавать целые миры. С помощью кисти можно эти миры изображать, а литературное произведение сразу получается живым и настоящим, как сама жизнь! Это словно богом быть. Вот Александр Сергеевич был богом. Я действительно поклонялся ему. Так что, думаю, я всё равно бы стал писателем… Хотя рисовать я тоже люблю! И даже придумал «Игру в портреты» — мы нередко с друзьями в неё играем. Я изображаю человека, которого где-нибудь встретил, а участники игры пишут под рисунками то, что думают об этом персонаже. В самом начале моей литературной карьеры писатель и критик Иван Александрович Гончаров считал, что я прежде всего художник-миниатюрист. Я и правда сам рисовал иллюстрации ко многим своим произведениям, почти как Александр Сергеевич… Вот, например, однодворец Овсянников из «Записок охотника».

— А сами вы Пушкина видели? — с любопытством спросил Митя.

— Дважды! Это было в январе 1837 года, в Санкт-Петербурге. В первый раз — в начале января. Правда, узнал, что это был Пушкин, только когда он ушёл. Очень жалел, что не поговорил с ним. А второй — незадолго до его роковой дуэли, уже в конце месяца. Глядел на него во все глаза, да это ему не понравилось — он с досадой повёл плечом и отошёл в сторону. Кстати, подождите, кое-что покажу…

Тургенев вышел и буквально через минуту вернулся со шкатулкой. Открыл её — и дети увидели витой перстень с камнем.

— Стихотворение «Храни меня, мой талисман» Александр Сергеевич написал именно об этом перстне с сердоликом, подаренном ему княгиней Елизаветой Воронцовой. Пушкин посвятил ей множество стихотворений. После его гибели перстень достался Жуковскому, который носил его постоянно, не снимая, на среднем пальце правой руки рядом с обручальным кольцом. А потом, после его смерти, сын Жуковского передал перстень мне.

— Можно посмотреть?

— Конечно, смотрите!

На перстне были какие-то таинственные знаки. Заметив, что Митя их изучает, Тургенев пояснил:

— Это на арабском: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память».

— А почему вы его не носите?

— Да я вообще перстней не ношу. Мне достаточно, что он у меня есть. И вот ещё, смотрите.

Иван Сергеевич вынул из шкатулки медальон и открыл его — внутри лежала прядь тёмных волос.

— Это прядь Александра Сергеевича. Он был великим волшебником языка. Мне хотелось бы думать, что и я продолжаю служить этому волшебству с пользой для всех, кто любит читать. Кто понимает, что текст — это не просто предложения. Это настоящая магия, которая зависит не только от писателя, но и от места, где он родился, от вещей, которые его окружают, от людей, с которыми он общается. Мне, наверное, очень повезло, что всё так сложилось и я стал достаточно известным писателем. А могло и не повезти. Мои первые произведения не пользовались большой популярностью. Но я очень старался.

— Достаточно известным? — удивлённо переспросил Митя. — Да знаете ли вы, Иван Сергеевич, что в каком-то смысле вы даже Пушкина превзошли?! Пушкин был популярен только в России, а вас читает вся Европа! Вы первый русский писатель, который стал «законодателем литературной моды» в других странах!

— Вряд ли я превзошёл Пушкина. Его превзойти сложно — ведь именно он создал современный литературный язык, на котором и я пишу, и вы говорите. Доживи Александр Сергеевич до моих лет, кто знает, как бы сложилась его судьба… А моя судьба сложилась счастливо, что ни говори. И я действительно понял поэтику языка. Ведь у каждого языка есть своя музыка, свое неповторимое звучание! Чем больше изучаешь языки, тем лучше понимаешь, как они устроены, как звучат, что у них общего, и в чём различие. А потом учишься подбирать правильные слова, которые лучше всего подойдут к той или иной ситуации. Так возникает гармония. Как в музыке. Если вы будете учить другие языки, вы вспомните мои слова и поймёте, что я имею в виду!

— А сколько языков вы знаете, Иван Сергеевич? — спросил Митя.

— С десяток, пожалуй, — Тургенев улыбнулся. — А на немецком и французском я даже думаю иногда. Точно так же, как на русском.

В этот момент в столовую снова вошёл камердинер и сообщил, что Ивана Сергеевича уже ждут, праздник начинается.

Сельский праздник

Пока они шли к месту праздника, на лужайку перед домом, Митя всё думал, как задать самый сложный вопрос — о внутренней противоречивости писателя.

— Иван Сергеевич, вот вы очень любите охоту, но не любите насилие. Обычно вы веселы, но нередко и грустите. В вас столько противоречий…

Писатель остановился и внимательно посмотрел на Митю.

— И в чём же вопрос?

Митя смутился, но Катя пришла брату на выручку.

— Нам кажется, что в этой противоречивости и есть причина вашего таланта!

В серых глазах Тургенева мелькнуло лёгкое облачко.

— Тут скрывать нечего, я и сам нередко об этом думаю. Моё главное противоречие в том, что я — ребёнок во взрослом теле. Отсюда моя нерешительность, мягкость, стремление смешить. «Школьничать» всегда было моей страстью. Хотите покажу зарницу и молнию? Матушка не любила, когда я проделывал этот фарс — боялась, что мне глаза перекосит. Хотя ничего такого!

Он вдруг начал мигать глазами и подёргивать ртом в разные стороны — всё быстрее и быстрее. Потом принялся изображать вспышки молнии, и уже всё его лицо так изменилось, что Кате стало даже немного страшно. А вот Митя засмеялся. Иван Сергеевич остановился и тоже улыбнулся.

— Вот если бы я был более решительным и не таким ребячливым — смог бы так внимательно наблюдать и размышлять? В любом ребёнке есть многое, чего он лишается, став взрослым. И я думаю, вы правы. Если бы я был другим, то не стал бы писателем. По крайней мере таким, как сейчас…

На поляне перед усадебным домом уже стояли крестьянки. Тургенев специально их пригласил, чтобы они выступили перед Марией Гавриловной. Вместе с женой Полонского Жозефиной Антоновной актриса раздавала крестьянкам бусы серьги, платки, угощала пряниками, орехами и леденцами.

Сам Яков Петрович что-то строго объяснял маленькому мальчику. Рядом стояли мальчик и девочка постарше. Увидев Тургенева, Полонский озабоченно улыбнулся:

— Опять Боря гримасничает.

Маленький Боря тут же передразнил лицом отца, а старшие ребята прыснули.

— Знакомьтесь! Это юные журналисты Катя и Митя из «Классного журнала». А это — мои дети: Боря, Саша и Наташа.

В этот момент крестьянки под звуки балалайки пустились в пляс. Мария Савина, глядя на них, невольно повторяла некоторые напевы и движения и под конец так развеселилась, что чуть сама не заплясала. Иван Сергеевич вовсю подпевал, хоть и не попадал ни в одну ноту. Он шутил и много смеялся — хохотал так, что сгибался пополам. А потом начал танцевать! Было необычно видеть седого человека, который вёл себя как ребёнок.

Митя и Катя увлечённо беседовали с Сашей и Наташей, которые рассказывали им про сказки, про пещеру, и про то, какой Иван Сергеевич чудесный человек, как общается с ними на равных.

Тут к ним подошёл Тургенев с букетом васильков в руке. Он озабоченно поглядывал на карманные часы.

— 59 минут… Митя и Катя, передавайте от меня привет другим писателям — служителям великого русского языка, который и есть главный стержень нашей прекрасной России.

Иван Сергеевич протянул Кате букет васильков.

— А это вам на память.

— До свидания, Иван Сергеевич, — улыбнулась Катя.

— А что вы скажете остальным, когда мы… — Митя осторожно поглядел на Сашу и Наташу.

— Да уж придумаю что-нибудь! — засмеялся Иван Сергеевич. — Заодно будет забавная история для друзей!

И тут вдруг все они — Тургенев, Саша, Наташа и остальные — рассыпались на сиреневые точки, а Катя с Митей вновь оказались в своей комнате. В дверь уже вовсю стучали.

— Чего это вы заперлись? — обеспокоенно спрашивала из-за двери мама.

— Давайте-ка за стол! — Голос папы был повеселее. — Вы что там, уснули?

Митя открыл дверь, и в комнату вошли родители.

— А это вам, в честь вашего знакомства! — сказала Катя и протянула маме с папой букет васильков от самого Ивана Сергеевича Тургенева.

Продолжение следует… Следите за разделом «Литературная одиссея» 

Конкурс!

Ответьте на любой из двух вопросов, заполнив анкету по ссылке. Авторы пяти самых интересных и развёрнутых ответов получат книги от издательства «Настя и Никита»!

1. С кем из знаменитых российских писателей и поэтов вы хотели бы встретиться в следующих сериях литературного путешествия Мити и Кати? Почему?

2. Какие произведения Тургенева вы любите больше всего? Расскажите почему!

«Классный журнал» благодарит за помощь в подготовке материала Музей-заповедник И. С. Тургенева «Спасское-Лутовиново», Дом-музей И. С. Тургенева на Остоженке, «Новую школу литературы» Павла Суркова и администратора группы «Общество друзей Тургенева» Александра Чернова.

Проект «Литературная одиссея» осуществляется при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникацим.

А ещё!

Продолжается ежегодный Всероссийский конкурс добрых дел «Классно быть хорошим!». Работы принимаются до 13 ноября. Подробнее — по ссылке.